— Быстро ты влился в узкий круг савадиных шестерок.
Мукуро отлично выглядит в черном костюме и ослепительно белой рубашке с небрежно расстегнутым воротом и ему явно плевать на неодобрение Занзаса.
— У меня дела, а тебя что сюда привело, угроза скорой смерти?
— Точно, — ухмыляется Занзас, — твоей.
— У варии на тебя заказ, — Занзас искоса следит за реакцией Мукуро, как он кривит в улыбке тонкие сухие губы. Занзас думает, что такие губы целовать неприятно, и невольно морщится от этой неуместной мысли. Он облокачивается на перила и смотрит на бассейн, еле различимый в мягком лунном свете.
— И кто на этот раз?
Мукуро становится рядом с Занзасом, от близости его тела и еле уловимого запаха парфюма Занзаса ведет.
— Дон Финоччио все еще оплакивает своего сына, заодно не против оплакать и тебя. Разумеется, он не идиот, чтобы оформлять заказ лично.
— Интересно, кто будет оплакивать его самого, — задумчиво говорит Мукуро. Он рассеянно крутит на пальце кольцо тумана, без перчаток руки у него бледные и худые, манжет задрался, обнажив сетку шрамов чуть выше запястья, еще свежих, розоватых.
Мукуро замечает, куда смотрит Занзас, и одергивает рукав.
— Никогда не смотришь в глаза, а ты не из тех, кто прячет взгляд. Словно тебе есть что скрывать. Хотя, возможно, ты просто боишься, да, Занзас? Боишься там что-то увидеть, что предназначено только для тебя.
Внимательный сукин сын, думает Занзас, если я увижу там понимание и брезгливую жалость, я тебя убью.
— Мне нечего искать в глазах мертвеца, Мукуро. И я ничего не боюсь.
— Все чего-то боятся, - говорит Мукуро, — даже я.
— Если бы мог, въебал, — Занзас сотрясается от кашля, каждое движение отдается режущей болью в сломанных ребрах.
— Но ты не можешь,— почти весело говорит Мукуро, он садится ближе, вытянув длинные ноги, и кладет Занзасу руку на плечо. — Очень в твоем духе благодарить за спасение жизни угрозами.
— Очень не в твоем духе кого-то спасать, — Занзас откидывается на стену с закрытыми глазами и не пытается скинуть горячую ладонь.
— С некоторых пор я всегда плачу свои долги.
Лучше бы отплатил как-то иначе, например, отсосал, думает Занзас, от одной только мысли в животе скручивается тугая спираль удовольствия, а в паху тяжелеет.
Мукуро наклоняется к нему так близко, что чужое дыхание обжигает шею.
— У тебя стояк, — доверительно сообщает он, — это ты так на боль реагируешь?