аушная вишняИногда приходится чем-то жертвовать. Бывают мгновения, когда ты не думаешь о себе. О боже мой, думаешь ты, когда все оказывается гораздо хуже, чем можно было вообразить. Тогда ты делаешь то, что должен, и то, что тебя прославит, если все получится. Но как раз об этом у тебя ни единой мысли. Я выкатился из-за своего укрытия – голого красноватого камня, которыми была завалена вся местность – и побежал. В меня выстрелили и не попали, я споткнулся, перекувыркнулся через голову. Вскочил, опять побежал прямо в мутную темноту перед глазами, надеясь только, что бегу в нужную сторону. За моей спиной кричали. Еще одна стрела просвистела над головой, и кто-то заорал: – Не стрелять! Брать живым! В глазах у меня уже прояснилось, я увидел, что бегу правильно, и в ликовании нашел в себе силы прибавить ходу. Выглядело чертовски правдоподобно: как будто я услышал крик и теперь пытался спастись. Они, наверное, думали, что я совсем идиот или что у меня поехала крыша, но я был умнее их всех. Я оглянулся: так и есть, они бросились догонять меня. Только несколько человек в отдалении преследовали отступающих. Но они не успеют. Я был так доволен своим планом, что на мгновение даже показалось, что сумею уйти. Нужно было только обогнуть пустошь и добраться до пустого лагеря. Серые верхушки палаток уже маячили впереди, когда я решился расправить крылья и добраться по воздуху. Меня можно было простить: в запарке я совсем забыл, что они летают быстрее, чем бегают. Между лопаток вгрызлась боль, и я зажмурился, когда камнем полетел вниз. Но удара о землю не последовало. Я потерял сознание раньше.
Разлепив веки, я сразу понял, что меня тошнит. К счастью, я не лежал, а сидел, и поэтому не захлебнулся, когда рвота хлынула изо рта, а потом из носа прямо мне на колени. Задыхаясь, я снова раскрыл рот, чувствуя потребность сблевать еще раз и так же основательно, но исторг из себя только немного желчи. Нестерпимо захотелось вытереться, но я не смог шевельнуть руками. Кислый запах ворвался в ноздри, я шмыгнул носом и вздрогнул от отвращения: кусочек чего-то застрял в правой ноздре. Подняв голову и оглядевшись, я почувствовал, как холодеют голые ноги. Тошнота в ближайшее время станет благословенным состоянием, а блевотина, забившаяся в нос – меньшей из бед. Это была маленькая комната, без окон, с темными стенами. В двух шагах от меня стояла грубо сколоченная деревянная лавка. С нее источала неровный свет длинная толстая свеча в подсвечнике. А я был привязан к стулу со спинкой и больше ничего не мог разглядеть, потому что передо мной стоял человек такой высокий и крупный, что своей громадой внушал ужас даже мне. Я взял себя в руки, насколько мог, и посмотрел ему в лицо. Человек обрушил на мою голову оглушительной силы удар, и я чуть не отрубился снова. Потом он схватил меня за волосы, держа их у корней, и резко дернул. Голова моя дернулась следом за волосами. Я хорошенько разглядел его лицо: страшные шрамы тянулись поперек лба и заползали на щеки, а глаза были такие яростные, что, казалось, горели, как два уголька. Я слышал о Занзасе. Я сказал: – Привет. И он ударил меня снова. Что-то хрустнуло у меня в шее, я даже успел быстро подумать, что сейчас умру, но он опять схватился за мои волосы. Я замычал от боли. – Меня зовут Сквало… ублюдки. Я вполголоса заржал, уверенный, что он взбесится и покончит со мной. Занзас был сыном их девятого короля, и они пытались завоевать наши территории уже триста лет. Накануне им бы непременно удалось, если бы я не был так смел и так похож на нашего наследника. Меня теперь ждали пытки до конца моих дней. Но это было последнее, о чем я думал, когда летел во весь дух в сторону, противоположную от той, куда удирали принц и его свита. Я говорю: удирали, не очень-то почтительно, но наш принц идиот. – Я ничего не скажу, – сообщил я, так и не получив за свое гоготание. Занзас улыбнулся и достал нож. Я дружелюбно оскалился. В душе ужасно рад, что отделаюсь так легко. Он по-прежнему держал в кулаке несколько прядей моих волос. Занзас приблизил нож к моей голове, и я постарался не закрыть глаза. Что-то с тихим шорохом скользнуло по полу. Волосы больше не тянуло у корней. Я скосил взгляд и увидел, как они белеют внизу. Они ожидали, что я буду сопротивляться, и сразу после того, как ушел Занзас, мне вкололи новую дозу. Потом наполовину повели, наполовину поволокли куда-то наверх. Я жмурился от света, и перед глазами так плыло, что я не мог запомнить дороги. Я и не хотел ничего запоминать. Средство, которым они обездвижили меня и мое сознание, было из растущего только на их территориях цветка, и его тайну так тщательно оберегали, что нашим ученым до сих пор не удавалось разработать противоядие. Но даже если бы оно у меня было, я бы не смог им воспользоваться. На мне были только обрывки штанов, когда Занзас отрезал мне волосы. Меня вымыли, но не накормили (видимо, чтобы я не устроил вокруг себя вонючее царство полупереваренной пищи, когда будет отходняк), и такого, голодным и чистым, привели обратно к Занзасу: вытолкнули за двери и заперли их за мной. Такого он меня и взял в первый раз, у дверей. Я почти ничего не чувствовал и почти ничего не помню. Перед носом у меня была поверхность двери, красноватая, испещренная мелкими царапинами, потом поверхность пола – вымытого, очевидно, сегодня и пахнущего сыростью. Я запомнил запах, потому что начал приходить в себя. За мной пришли и увели почти протрезвевшего.
Следующие несколько часов я пролежал на кровати, запертый в комнате, которая была мало похожа на темницу, но не имела окон. От страха у меня сводило живот (а может быть, был виноват голод: я не ел уже, наверное, сутки или даже больше). У изголовья кровати стоял кувшин с водой. Я уже выхлебал оттуда половину и не знал, когда мне дадут поесть и дадут ли вообще. Наверное, дадут, наверное, скоро. Потому что, если я сдохну от голода, Занзас потеряет новую забаву. Единственное, чему я радовался – что был расслабленный и тихий, когда он делал это со мной. Если бы сопротивлялся – а я бы еще как сопротивлялся – мне пришлось бы хуже. Больнее. И может, он позвал бы кого-нибудь для помощи. Уводя за собой погоню, я ни на минуту не задумался о том, что кому-то вздумается использовать меня таким образом. Я собирался сделать дивным наше следующее свидание. Мне не принесли еды ни через час, ни через два, ни через три после того, как я окончательно пришел в себя. К воде я больше не притрагивался. Когда в замке заворочался ключ, я инстинктивно расправил крылья и принял устрашающий вид. Отрезав мне волосы, Занзас сделал из меня такого же урода, как они. Дверь открылась. Под арбалетным прицелом я поднялся с кровати и поковылял следом за темноволосым юнцом. Он выглядел каким-то тощим, недокормленным, но под его кожей перекатывались мышцы.